Оружейник. Винтовки для Петра Первого - Страница 40

Работа предстояла большая и кропотливая. Ее невозможно было бы исполнить, не найди я к этому времени помощников, способных взять на себя рутинные дела. Самым незаменимым стал гарнизонный поручик Адриан Козин. Мы познакомились, когда я выискивал в рекрутских партиях стрелков-зверопромышленников. Редкость среди крестьянских парней, да и сами рекруты скорее походили на пойманных зверей, чем на охотников: дикий и голодный вид, затравленные взгляды, готовность куда угодно убежать и спрятаться, чтоб только оставили в покое. Бежало с дороги иной раз до половины набранных людей, и представьте мое удивление, когда, небрежно осведомившись у сопровождавшего одну из партий бедно одетого хромого офицера о числе беглых, услышал:

– Таковых нет.

– Не может быть! Как ты их удержишь почти полсотни, имея… Сколько тебе дали солдат для конвоя?

– Так уметь надо. У меня не побегаешь.

Поручик заслуживал внимания, и я спросил позволения угостить его, если он согласен поделиться своим умением. Нет лучшего способа польстить человеку, чем просьба научить уму-разуму, особенно от старшего по чину.

– За всеми сразу следить никаких сил не хватит, – объяснял Адриан Никитич, без промаха пронзая вилкой соленый рыжик, – надо угадать, кто первый побежит. Ну, иной раз двое или трое таких бегунцов бывает. А уж побежал – не зевай! Коли сразу поймаешь, потом дорога вдвое спокойней окажется. Главное, так его высечь, чтобы всем остальным острастку дать. Страху нагнать и никакого упования на побег не оставить. А послушных да смирных – наоборот, обнадежить, что за покорность льгота будет. Кормить досыта: ежели сопровождающий офицер на рекрутских харчах себе норовит богатство сделать, добра не жди. Скольких уже голодом поморили. Да и бегут больше всего от голода – от полного котла с кашей кто побежит?

Я спросил еще полуштоф и блинов с икрой на закуску (мы сидели в чистой половине трактира у Сухаревой башни). Теперь поручику тоже не хотелось никуда бежать, больше тянуло на рассуждения:

– Еще неладно, когда рекрут сразу в полки определяют, да без задержки – в поход. У них и привычки нет к солдатской жизни, начальники за неумелость наказывают, старые солдаты гоняют почем зря. Кто выдюжит, а кто и нет: если и не бегут – в отчаяние приходят, а к такому человеку любая хворь липнет. Ты посчитай-ка, капитан, сколько мрет солдат по первому году! Надо бы сначала рекрут в гарнизоны ставить, учить помаленьку да к солдатской службе оборачивать не вдруг, как теперь, а постепенно. Ну да государю виднее.

Он видимым образом спохватился, не слишком ли откровенничает с гвардейцем, да еще близким к Ромодановскому. Я успокоил:

– Государь, думаю, сам все это знает. Его указы сие явственно показывают. Только ждать не может – швед не дает. А ты почему в поручиках застрял? По уму и возрасту тебе явно другой чин положен.

Козин вздохнул:

– Не судьба. Угодно послушать – расскажу.

Сын мелкого подмосковного помещика, он поступил в полк Гордона еще при правительнице, стремился к военной карьере, но во втором крымском походе Василия Голицына словил татарскую стрелу в ягодицу и после этого заметно хромал. Слава богу, в гарнизонах на строевую годность смотрят меньше. Если бы совсем списали, тогда беда: имение по разделу ушло братьям, взятые в возмещение деньги давно растаяли.

– А ты ведь, капитан, недавно у нас? В заморских землях небось лучше?

– Хуже. Иначе б сюда не ехали. Нет, знатным да богатым, может, и лучше: там для них воля. А вот службой чести добыть – с вашим государем скорее выйдет.

– Это да… Тем, кто у государя на виду.

– Ну, на вид я тебя выведу – только пожелай!

Мне нужен был этот человек. Он владел искусством кнута и пряника как я и мечтать не мог. Да и незачем о сем мечтать: моя сила в другом. Сговорить его в помощники к себе оказалось легко. Гарнизонное начальство укротил Ромодановский. Когда Козин взял на себя строительные дела, безобразия с нарядами крестьян на земляные работы сразу прекратились, стало больше толку и меньше отягощений. Со временем, узнав основы оружейного ремесла, вместе с главными мастерами и переведенным в Тулу Демкой Ярыгиным он смог держать весь завод без моей помощи, за что я был весьма благодарен. К этому времени бывший поручик состоял уже в капитанском чине, а жалованье управляющего, втрое превышая гарнизонное, выплачивалось почти без задержек.

Доколе не удалось устроить с заводом так, чтобы оный не требовал целодневного участия, две воспаленные занозы тревожили мою совесть: невыполненное обещание Брюсу заняться гаубичными бомбами и вынужденное пренебрежение порученной мне царем гвардейской ротой. Слава богу, государь не внял первоначальному предложению сразу формировать полк с новоманерными ружьями: слишком самонадеянно было с моей стороны полагать, что сумею это исполнить, обладая лишь скромным опытом командования и вовсе не имея времени. Даже роту оказалось трудно совместить с изысканиями. Люди постепенно набирались, немалая часть – по своей воле. Служба в гвардии, даже рядовым, почетнее армейской и открывает блестящие перспективы для способных и честолюбивых юношей, особенно благородного звания. Другие были взяты из рекрут, выбранных за умение стрелять пушного зверя, – тощие, кривоногие лесовики из заволжских дебрей. В поисках грамотных, я набрал еще немало поповичей и молодых подьячих. Строй моих солдат являл весьма пеструю картину не только по отсутствию у новобранцев красивых мундиров, но прежде всего – по выражению лиц. Превратить сию разношерстную толпу в единое целое можно было беспрестанными экзерцициями, строгим отсевом негодных, а потом – участием в нескольких умеренных по ожесточению баталиях. Вместо этого приходилось упражняться в строительстве казарм и конвоировании арестантов, выходя на плац самое большее раз в неделю.