Но кого интересовало мое мнение, кому и где я мог его высказать?! Царь не зря величал шведов своими учителями. Его действия удивительно напоминали украинский марш Карла, с той разницей, что в турецких владениях нашлось сразу два мазепы. Человек верующий скажет, что измена неугодна Господу, рационалист выстроит цепочку естественных причин – так или иначе, обстоятельства похода с самого начала оборачивались против нас. Собственно, по армии рикошетом ударили бедствия, поразившие Украину. Вослед чуме и татарам летом явилась саранча, после нее поля и луга казались хорошо выбритыми. Мою прошлогоднюю жадность подчиненные сочли мудростью: закупленная с большим избытком тамбовская рожь пока выручала. Предвидя худшие времена, я спрятал в полковом обозе возов тридцать неучтенных сухарей под видом офицерского имущества: у меня было много бедных офицеров, не заполнявших положенного числа телег. Приобретение полусотни водовозных бочек вызвало многие кривотолки относительно планов похода. Оставалось делать загадочный вид – не признаваться же людям, что сам ничего не знаю. Ну, взял про запас! Старые казаки, вспоминая о былых войнах с крымцами, единодушно твердили, что на колодцы не стоит рассчитывать: орда заваливает их скотскими или людскими трупами, а реки в степи отнюдь не на каждом шагу встречаются. В короткую передышку перед выступлением из Киева у меня состоялся примечательный разговор с генерал-губернатором.
– Зачем вам, юноша, эти древние небылицы? – Князь Дмитрий Михайлович никак не мог оставить в покое мой возраст, слишком юный, по его мнению, для чина полковника. – Пусть вы недостаточно искушены в воинском искусстве, в армии достаточно опытных генералов, достойных быть вашими наставниками.
С ангельским терпением и простодушным видом я объяснял, что европейский опыт не всегда применим на Востоке, каждый противник требует особой тактики, а прошлую турецкую войну из нынешних военачальников в генеральских чинах отвоевали только Шереметев да Репнин.
– Поэтому я еще раз прошу вашего позволения сделать экстракты из воеводских архивов о действиях против турок и татар. Русские не один век воюют с этим неприятелем, а многие немцы первый раз его увидят. Если вы недостаточно доверяете моему секретарю, я готов заплатить канцеляристам за работу в неурочное время.
Собеседник был опытным, хладнокровным дипломатом, но теперь княжеская бровь приподнялась с оттенком удивления: не часто иноземцы изъявляли желание учиться чему-либо у русских.
– Нет, присылайте своего писаря, я прикажу помочь ему без всякой платы. Можно сделать еще списки некоторых рукописей собственной моей библиотеки: в воеводской канцелярии вы мало для себя найдете. Не стоит благодарить – все сие на пользу Отечества.
После этой беседы стало заметно, что князь Дмитрий Михайлович, не любивший как иноземцев, так и выскочек (я попадал в обе категории), стал относиться ко мне если не благожелательно, то хотя бы терпимо. Идея соединить русский военный опыт с новейшей европейской тактикой казалась достаточно необычной, когда отечественная старина подвергалась гонениям.
Наиболее успешными в полуторавековой борьбе с Крымом были две методы. Первая – походы морем из устьев Днепра и Дона, от Даниила Адашева при Иоанне Васильевиче, до запорожцев, ныне перешедших на сторону врага. Вторая – неуклонное продвижение в степь аналогичных римским лимесам засечных линий с крепостями в главнейших пунктах. Когда-то крымцы жгли Москву, потом их останавливали под Тулой, с тех пор Россия шагнула до Азова и Каменного Затона. Однако подданные были вправе упрекнуть Петра за нерадение: оборона южных рубежей опиралась на линии, созданные еще отцом государя и отставшие от нынешних нужд. Не были закрыты громадные дыры, пробитые изменой казаков и расправой с ними. Чем больше я изучал систему защиты границ, тем сильнее хотелось переделать ее на свой лад. Изыскания в киевских архивах дали много пищи для размышлений о такой перемене.
Однако скоро мне стало не до размышлений. Войска двинулись в путь. Трудности увеличивались с каждым переходом. Особенно тяжек оказался шестидневный марш между Днестром и Прутом в невыносимую летнюю жару. Я готов стоически переносить любые тяготы воинской жизни, которые случаются по естественным причинам, – происходящие же по недомыслию начальства воспринимаю с хорошо скрытым бешенством. Не было никакого препятствия маршировать ночью и в прохладные утренние часы, останавливаясь на дневку вместо ночлега. Сбиться с пути на открытой, как ландкарта, безлесной равнине при звездах труднее, чем днем, а сигнализация и обозначение колонн в темноте потайными фонарями известны со времен Древнего Рима. Никто, кажется, не подумал об отличии предлежащей сухой степи от болот восточной Литвы, где начиналось мое воинское поприще в России. Воспоминания о переправах вброд, по грудь в ледяной воде, подобны были памяти об утраченном рае. В полдневный зной тяжело навьюченные солдаты десятками падали замертво; многих можно бы спасти, напоив и обливая водой, но и ее не хватало. Мне пришлось поделиться своими драгоценными бочками: представьте, в большинстве полков имели только двухпинтовые жестяные фляги, и ничего больше! Легкомысленное отношение к солдатским нуждам заразило даже лучших: генерал Алларт, опытный воин и отличный инженер, девятнадцатого июня рапортовал, что дивизия его марширует вдоль реки Реут, а уже двадцатого жаловался на недостаток в воде и невозможность копать колодцы!
Остановившись на Пруте не доходя Ясс, мы наконец принуждены были бороться не с одними натуральными силами, но и с неприятелем: пока только крымскими татарами, знакомыми мне по зимней кампании на Украине. Они словно старались рассеять пренебрежительное мнение о них как о трусливых негодяях, не осмеливающихся на бой с регулярным войском, и большими отрядами атаковали наши кавалерийские пикеты, состоящие чуть не из целого драгунского полка. Дважды крымцам удавалось, опрокинув драгун, нанести им тяжелые потери, до половины численности, и только вовремя оказанный сикурс спасал остальных. Подтверждались слова знающих людей о различии, делаемом этим народом между походом за добычей (в коем самое важное – сберечь себя) и настоящей войной. Однако татары все же предпочитали косвенные способы действий, разорив земли на много верст вокруг, а в южном направлении осквернив и испортив все колодцы по обе стороны Прута. С поправками на местность это была та же стратегия, что Петр применял против шведской армии тремя годами раньше. Для довершения сходства государь, по необходимости, принял излюбленный принцип Карла – снабжать армию за счет вражеской страны – и понадеялся на запасы валашского господаря, якобы сложенные близ Дуная и способные продовольствовать армию. Откуда знать, что их не постигнет участь Батурина? Страны, где власти не уважают собственность подданных, мало удобны для чужеземных армий: всегда есть риск найти перед собой пустыню.