Оружейник. Винтовки для Петра Первого - Страница 75

Так вот, одна из канонерок перевернулась прямо на днепровском фарватере, после того как тяжеловатое все же для такой лодочки орудие сорвалось с привязи и съехало к борту. Каким-то чудом все выплыли, и артиллерийский офицер под моим пристальным взглядом погнал ротозеев скорее вылавливать потерю. Следующим утром измученная команда все еще была на реке: никак не получалось обвязать гаубицу на дне.

Пришлось мне самому нырять с канатом на шесть сажен. Солдаты быстро расцветили серенькие полутона реальности яркими красками фантазии. Через пару месяцев байки об этом травили аж в двух вариантах. В одном я превращался то ли в рыбу, то ли в сказочное существо, в другом – сорокапудовая бронзовая махина всплывала по мановению моей руки. Выбирайте, что больше нравится.

Но если б россказни о колдовстве были правдой, я бы употребил сверхъестественные способности не для водных фокусов, а более тривиально – чтобы добыть денег. Ни благоволение государя, ни старания Бутурлина не могли сделать денежный ручеек полноводным, он то и дело пересыхал. Старались получать все необходимое с Гетманщины натурой – это было тяжкое испытание моих дипломатических способностей, ибо малороссияне выдумывали тысячу причин ничего не давать, вопреки царским указам. Действительно, казаки обязаны монарху только службой, а не податями. Постепенно я освоил искусство обмена служебных поблажек на лес и провиант. Нелепость этой системы приводила меня в крайнее раздражение, как и иммунитет местных жителей от рекрутских наборов: оставалось только зубами щелкать на «гарных парубков», как волку на ягнят из-за высокой ограды. Попробуй забрить в солдаты – крику будет на всю державу. Несправедливое распределение государственных тягот бросалось в глаза.

Правда, гетманским казакам собственная старшина давала попробовать, почем фунт лиха, а вот запорожцы, бывши царскими подданными, жили на такой льготе, что ни великорусским, ни любым европейским крестьянам во сне не приснится. Податей нет, служба – по своей охоте, начальство – кого сами выберут, земли плодороднейшей – сколько пожелаешь бесплатно, рыбы в реках и зверя в зарослях – несчитано… А послушать стоны о московской кабале и тиранстве – можно подумать, «клятыи москали» на панщину их гоняли. В чем же она, «неволя московская»? Ответ прост: запретили самовольно ходить на поляков и турок да обирать купцов на Днепре. Добычи не стало, а работать степные «лыцари» не очень любят. Народишко в Сечи примерно такой же собирался, как у флибустьеров Вест-Индии или Мадагаскара, – попробуй-ка тех на пашню посадить, что в ответ услышишь? Зато и судьбы схожи: где теперь Тортуга, там же и Сечь. Были, конечно, в старину герои… Да только настоящие запорожцы, оборонявшие Украину от ляхов и татар, сложили буйны головы либо состарились и умерли, как Палий. Новое поколение, кто наводил крымцев на родную землю, не смущаясь картинами, подобными виденной мною на богуславском шляхе – выродившиеся потомки разбойников и предателей, той накипи, которая остается после гибели сначала лучших, потом лучших из оставшихся, потом лучших из худших – и так много раз, пока не уцелеют одни шкурники.

Иногда мне кажется, что свобода – такая же лимитированная субстанция, как деньги. Чтобы одним добавить, надо у других отнять. В масштабе сословий это особенно заметно. «Злотая вольность» польского фасона, предмет тайных мечтаний гетманских полковников и сотников, неотделима от священного права мордовать хлопов как душе угодно – и простые казаки обоснованно опасались за свое будущее, равно не доверяя ни мазепинцам, ни верным царю людям. На дисциплину эта шатость влияла не лучшим образом, порядка было мало даже по меркам иррегулярных войск. Гетману не удавалось собрать и половины списочного числа казаков, причем являлась на службу только самая убогая голытьба, неспособная откупиться от постылой обязанности. В последнем походе единственным успехом Бутурлина и Скоропадского стало повторное разорение возобновленной запорожцами Сечи.

Некоторое время после Прутской кампании главные сражения происходили не на поле брани, а при султанском дворе. Визири менялись то и дело: каждый принимал власть только затем, чтобы вскоре оказаться свергнутым и удавленным. Счастливый его соперник вскоре следовал тем же путем. За полтора года турки трижды объявляли войну России, и дважды Толстому удавалось подкупом и уговорами склонить их к миру, без всяких воинских действий. Наконец, партия войны возобладала над любителями кейфа, кальяна и гарема. Взятки больше не помогали. Дамад Али-паша слишком хорошо понимал, что лишь победа над «проклятыми гяурами» способна упрочить его положение и избавить от судьбы предшественников. Русского посла вновь заключили в крепость, оттоманская армия открыто готовилась к походу на Азов и Троицкий порт.

Главную цель военных приготовлений не имело смысла скрывать, она была слишком очевидна. Только добраться до нее туркам непросто. На первый взгляд, превосходящий флот позволял визирю высадиться где угодно, хоть под самым городом. Но так рассуждать – значит совершенно не знать Азовского моря.

На северном его краю не то что корабли, даже крупные шлюпки цепляют дно за полверсты от суши. Восточный берег – сплошные заболоченные плавни, заросшие камышом. Пехота может преодолеть сии препятствия – но что делать с осадным парком? Строить причалы длиною в эти самые полверсты? Так придется доставить и опять же разгрузить материалы в достаточном количестве на неподготовленный берег… В общем, замкнутый круг. Разорвать его можно, однако усилия и затраты будут несоразмерны. Тем более, преимущество в гребных судах на стороне русских. Как в прошлую войну донские казаки во главе с самим царем абордировали корабли во время перегрузки провианта на плоскодонные тумбасы – думаю, обе армии не забыли. Проще и безопасней доставить тяжелую артиллерию в Крым или на нижний Днепр и по хорошей, удобной дороге везти оттуда. Значит, армии турецкой тоже нет другого пути: без надежного прикрытия пушки будут просто подарены царю.